O.A.ПЛАТОНОВ - Святая Русь и окаянная нерусь. Заговор против России.

льо, пошлые анекдоты. Причем на Западе в создании этих
скабрезных историй принимали участие все слои общества
от рыцарей и монахов до ремесленников и крестьян.
В России же подобные рассказы появились только в
XVIII в., их сочинителями и распространителями были
деклассированные, денационализированные элементы. Но
что закономерно – потребителями подобной литературы (я
имею в виду «сочинения» Баркова, Кострова и т.п.) стали
представители образованных слоев, ориентированных на
западную культуру.
В толще коренных русских людей этот жанр восприни-
мался как непотребство вплоть до к. XIX в. Еще в н. XX в.
в большинстве деревень Русского Севера не только такие
рассказы, но и употребление матерных словечек считалось
грехом и бесстыдством. Поголовную матерщину в русскую
деревню принесли большевики с их опорой на декласси-
рованные элементы, ставшие ядром начальствующего
состава большевистского режима в деревне. Похабщина и
мат для этих элементов были выражением «народности».
В полной мере этот элемент «народности» был развит со-
ветской интеллигенцией, для которой похабные анекдоты
и матерщина стали неотъемлемой частью лексикона – от
инженера и профессора до министра.
Взгляд на любовь как на средство наслаждения, а на
женщину, женское тело – как на объект потребления и
товар, который сегодня стал общим местом во многих
российских телепередачах, особенно в западных фильмах
и клипах, еще в к. XIX в. в России был невозможен и вос-
принимался как плод развращенного ума.
Половая любовь и все связанное с ней в традиционной
русской культуре не отрицались, но воспринимались толь-
ко в браке, целью которого является создание семьи, рож-
дение и воспитание детей. В народных песнях и сказках
счастливая любовь венчается браком по закону и веселой
свадьбой. Сыграть свадьбу для русского человека – «закон
принять», «идти на суд Божий» (т.е. венчаться).
В понятиях Святой Руси любви родственно чувство
дружбы – способность на неограниченную жертву, го-
товность положить душу, принять смерть за друга (Ин.
15: 13; 1 Ин. 3: 16).