избранный общим голосом староста. Доступ в артель
имеют свои да знакомые, а чужого не пустят^1.
Именно в этой нетрудовой и босяцкой среде рождалась
и развивалась своя нетрудовая «босяцкая» культура со
своим языком и фольклором и, естественно, неистребимым
презрением к труду.
Если подавляющее большинство трудящихся России
восхваляло труд, то нетрудовые босяцкие элементы не-
навидели его и издевались над ним.
«Работа не волк – в лес не убежит», – характерный
пример их фольклора. Или тут же еще несколько вариан-
тов: «Дело не медведь, в лес не уйдет», «Дело не сокол, не
улетит», «Работа не черт, в воду не уйдет».
Да, говорили они: «Птица не сеет, не орет, а сыта жи-
вет», «Всех дел не переделаешь», «Гулять – не устать, а
дней у Бога вперед много», «Запьем, так избу запрем, а
что в избе – в кабак снесем», «Пьем да посуду бьем; кому
не мило – тому в рыло».
Именно в их среде родилась надежда на авось: «Эх,
куда кривая не выведет», а также рассуждения типа: «Рыба
ищет, где глубже, а человек – где лучше».
Это о себе они говорили: «Пьян да умен – два угодья в
нем», «Пей да людей бей, чтобы знали, чей ты сын», «Рус-
ский человек и гульлив и хвастлив», «Русский крепок на
трех сваях: авось, небось да как-нибудь».
Где-то в сер. XIX в. происходит в известном смысле
сближение идеологии босячества и некоторой части рос-
сийской интеллигенции, ибо те и другие стояли на основах
отрицания народной трудовой культуры. Именно в этом
сближении и сочетании родились уголовно-троцкистские
воззрения на русский народ.
Впрочем, в формировании этих воззрений приняли
участие два сравнительно узких слоя российской интел-
лигенции.
С одной стороны, слой людей, не знавших России, не
понимавших ее богатейшей культуры, не чувствовавших
родства с ней, видевших в ее истории только примеры сво-
их национальных обид и утеснений. Причем ошибки или
(^1) П р ы ж о в И.Г. Указ. соч. С. 180.