Вступлениепатии к подсудимым, я не понимал, какая польза могла
быть от того, что по истечении более трех десятилетий
после убийственной борьбы народов, которая унесла
50 миллионов человеческих жизней, перед судом пред
стала горстка козлов отпущения. Это было тем более
верно, что на скамье подсудимых всегда сидели только
немецкие преступники; никто и никогда не наказывал
за какие-либо преступления, совершенные державами-
победительницами: ни за совершенно бессмысленное с
военной точки зрения разрушение Дрездена, ни за атом
ные бомбардировки уже готовой капитулировать Япо
нии, ни за жестокое изгнание восточных и судетских
немцев, ни за бойню поляков в Катыни. Бессмыслен
ность этого процесса была очевидна, но, как ни странно,
я, кажется, был единственным, кто замечал эту бессмыс
ленность. После начала Майданекского процесса я не
однократно посещал читальный зал Базельского универ
ситета, чтобы следить за репортажами швейцарской, а
также международной прессы. В них нельзя было найти
каких-нибудь различий в оценке процесса: авторы статей
единодушно представляли его в качестве необходимого;
недостатком его, во всяком случае, называли то, что за
падногерманские судебные органы так недостойно долго
затягивали открытие процесса.
Чтобы найти отличную от этой точку зрения,
мне пришлось прибегнуть к «тезке» антинемецкой ба
зельской газеты, обвиненной в «ультраправой» ереси
мюнхенской «National-Zeitung», которую я иногда по
купал. Здесь на самом деле остро атаковали немецкое
«преодоление прошлого» и процессы против национал-
социалистов, но и эта газета отнюдь не сомневалась в
реальности массовых убийств в Майданеке и других
лагерях. Она лишь возмущалась тем, что такие про
цессы всегда были направлены только против немцев,