ослабляет ее критическую силу (с. 166).Итак, если мы будем опираться на науку, то наше представление о реальности окажется
неоднозначным, часто противоречивым, что вряд ли успокоит нас^48.
Наука важна в другом плане – она расширяет горизонт Мироздания и таким образом
ставит нас перед лицом новой реальности. Но эту новую реальность надо еще осмыслить и
признать. Подчас нелегко это сделать. Примером может быть квантовая механика.
Приведем относящиеся сюда высказывания А.И. Панченко [1988]:
Это – реальность диспозиций, то есть реальность не актуально присущих,
всегда имеющих место свойств объектов, а реальность предрасположенностей их
поведения. Такую реальность называют объективными (или потенциальными)
возможностями квантовых объектов... Такие возможности превращаются в
действительность, наблюдаются в эксперименте лишь во взаимодействии с
приборами, которые как бы выфильтровывают у квантовых объектов искомые
приборами свойства (с. 30).Из сказанного здесь следует, что речь идет о двух реальностях – одна из них
предрасположенность, другая – реализуемость предрасположенности. Предрасположенность
задается вероятностями, и это нелегко воспринимается. Эйнштейн считал квантовую
механику незавершенной. К. Поппер [1983] обстоятельно описывает, как он, наконец, ...
убедился в необходимости считать вероятности «физически реальными» (с. 418).
И все-таки проблема остается неразработанной до конца. Вероятность задается числом,
но природа числа, как мы уже говорили выше, является семантической, а не физической
реальностью. Наука на этот вопрос не дает ответа. Здесь мы сталкиваемся с задачей
философского звучания. Опираться только на науку недостаточно.
IV. Неблагодарная судьба сознания
Нередко приходится слышать, что сознание не воспринимается как реальность. И
действительно, предметно оно не ощутимо. Оно воспринимается только через
самопроявление, реализующееся спонтанно. Это значит, что при описании сознания надо
обращаться к вероятностному мышлению, что уже неприятно. Физики, создавая квантовую
механику, все же обратились к вероятностям. Представителям гуманитарных наук это, по-
видимому, нелегко дается.
И еще одна неприятность – сознание, не воспринимаемое как реальность, само создает
реальности. Более того, сознание творит само себя – что выглядит уже совсем неприлично.
Вот передо мной Словарь символов [Liungman, 1991], содержащий около 2500 графических
изображений, относящихся к западной культуре. Символы создавались для того, чтобы
скрепить сознание. Они, видимо, и сейчас, притаившись, находятся в глубинах нашего
существа, но не каждый отчетливо осознает это.
Я попытался разработать вероятностную модель сознания [Налимов, 1989].
Концепция построена аксиоматически. Одна из аксиом утверждает, что изначально
существуют все элементарные смыслы, способные порождать тексты. Это еще только
семантический вакуум. Сам семантический мир начинает раскрываться, когда в игру
вступает вероятностная мера.
Отклики на мои попытки были разные. Оказалось трудным признать утверждение об
изначальном существовании элементарных смыслов – кто создал их, где они находятся?
48 Приведем здесь пример из недавнего прошлого. В нашей книге [Налимов, 1993] описывается теория
гравитации А.А. Логунова, созданная в противовес Эйнштейну. Если у Энштейна реальностью оказывается
геометрия Ри-мана, то у Логунова – пространство Минковского. Кажется, обе теории имеют право на
существование.