Во всем сказанном выше наиболее дискуссионным является утверждение о том, что
рассматриваемая нами модель игнорирует созидательную роль естественного отбора. Мы не
можем здесь анализировать всю достаточно противоречивую гамму существующих
высказываний о роли отбора. Остановимся только на одной новой идее, связанной с
рассмотрением вопроса о том, чем определяется характер естественного отбора. Такая
постановка вопроса, говорит Уоддингтон, порождает ряд наиболее интересных проблем
[Waddington, 1976 b]:
Действительно, в поразительной степени собственное поведение животного
определяется более или менее непосредственным воздействием окружающей
среды, оказывающей влияние на естественный отбор. Животное достаточно часто
имеет возможность выбора – если что-то ему не нравится здесь, оно может перейти
на другое место. И опять-таки часто именно поведение животного определяет,
отобрано ли оно за способность спасаться от хищника бегством, как это делают
лошади и антилопы, или за способность защищать свою территорию, отвоевывая
ее, как это делают буйволы; и конечно, поведение, которое животное
демонстрирует теперь, должно быть эволюционным результатом естественного
отбора, влиявшего на его предков, в зависимости от того, как они вели себя в
ранние периоды. Мы имеем дело с типичной кибернетической циркулярностью
(кругообразностью) причинности (с. 13–14).
Пока мы рассматриваем эволюцию в терминах селекции фенотипов,
формируемых ростом (развитием) выборочной совокупности генов, отобранных из
огромного генофонда, под воздействием окружающей среды, которая не только
выбирается организмом, но затем и сама выбирает организм, мы вынуждены
признавать, что биологическая эволюция, даже на дочеловеческом уровне, есть
результат взаимосвязанных серий процессов открытого конца, кибернетических
или циркулярных (с. 15).Сказанное выше можно реинтерпретировать и как признание участия в эволюционном
процессе каких-то рудиментарных форм сознания. Нетривиальное целенаправленное
поведение целой популяции животных в изменяющихся условиях существования – это уже
выбор, происходящий на уровне подсознания, когда в поведении непосредственно (без
обращения к логике) реализуется в действиях изменение в системе ценностных
представлений, задаваемых бейесовским силлогизмом. Оказывается, что естественный отбор
запускается все той же бейесовской спонтанностью, которая теперь раскрывается уже на
поле ценностных представлений. В плане чисто логическом концепция естественного отбора
в мутирующих самовоспроизводящихся популяциях естественно замыкается на модель
случайного поиска. В связи с этим нам хочется обратить внимание на краткую, но весьма
содержательную работу Уоддингтона [1970 б], посвященную роли случайного поиска в
эволюции. Автор показывает, что есть все основания серьезно обсуждать этот вопрос только
для эволюционных процессов, происходящих на молекулярном уровне. По-иному, в его
понимании, обстоит дело с эволюцией высших организмов:
У высших организмов представляется довольно ясным, что изменения,
оказывающиеся выгодными в эволюционном плане, зависят вообще не от
случайных мутаций единичных генов. Преобладающее большинство случайных
генных мутаций, имеющих достаточно выраженный эффект, чтобы их можно было
заметить по отдельности, оказываются вредными и элиминируются естественным
отбором (с. 109).
...Мы, разумеется, не должны считать, что глаз позвоночного животного,
нога лошади или шея жирафа являют собой в сколько-нибудь серьезном смысле
результат случайного поиска (с. 115).Эти высказывания уже явно перекликаются с концепцией номогенеза, к которому