четвертого Евангелия в свое время долго вызывал сомнение. Самым интересным фактом, с
точки зрения культурологии, оказалось то, что ради укрепления ценностной ориентации p 1
( μ/y ) в основополагающую книгу христианства – Библию – наряду с Новым Заветом
оказался включенным и Ветхий Завет, основанный на исходной ценностной ориентации p 1
( μ ), несмотря на то, что в этих двух текстах, с позиций формальной логики, можно найти
множество диаметрально противоположных высказываний. Основание для такого
объединения все же было – это показывает бейесовская логика. И еще интересно отметить,
что до сих пор ведутся дискуссии о том, когда собственно возник гностицизм; одна из точек
зрения сводится к тому, что он возник еще до христианства. С этим можно согласиться, если
считать, что и само христианство возникло до появления Христа. Гибель гностицизма и
торжество иудеохристианства – это, если хотите, результат естественного отбора. Первое из
этих двух направлений, в плане философском, оказалось слишком утонченным и, по-
видимому, чересчур бескомпромиссным – неспособным адаптироваться к окружающей
интеллектуально-психологической среде Средиземноморья. Манихейство – одно из
направлений гностицизма – устремилось далеко на Восток, но и это в конце концов все же не
обеспечило ему выживаемость, хотя оно и просуществовало значительно дольше других
гностических направлений (в Китае окончательный запрет манихейства относится к концу
XIV века). Здесь уместно сопоставление с упоминавшимся выше высказыванием
Уоддингтона о том, что естественный отбор даже в биосфере включает в себя принятие
решения – таким решением может быть изменение ареала распространения.
И в наши дни мы можем проследить существование все того же бейесовского русла в
эволюции культуры. Вспомним недалекое прошлое, граничащее с нашими днями. Мы явно
прослеживаем внутренне близкие, но в то же время внешне отчужденные друг от друга
направления мысли: позитивизм, классическую физику (с ее оптимизмом), дарвинизм,
фрейдизм и бихевиоризм. Все развивалось, опираясь на глубокую веру во всесильный
формализм логики, в простоту и механистичность природы, во всемогущество ее законов –
их надо было только найти, – в безусловную осязаемость материи и абсолютность
пространства и времени. Но старое направление еще не успело изжить себя, как началась
новая волна мысли: в физике возникло представление о неопределенности и нелокальности
(в квантовой механике) и усилилось вероятностное начало; расшатались сами представления
о существовании элементарных – далее не делимых частиц материи; исчезла
самоочевидность в понимании времени и пространства; в логике и математике глубокий
резонанс вызвала теорема Гёделя; в психологии появилось новое, хотя еще и не вполне
признанное трансперсональное направление; наука согласилась признать принцип
дополнительности; философия прошла через искушение проблемой экэистенциализма.
Возник серьезный интерес к древним философским представлениям Востока – даже у
физиков. И если глубоко задуматься над всеми этими столь различными по своему
содержанию проявлениями современной мысли, то нетрудно будет разглядеть свежую, их
всех объединяющую ценностную ориентацию, правда, достаточно размытую и потому
трудно формулируемую. Так стала возникать парадигма нашего времени. Она предстает
перед нами опять как широкое русло, захватывающее различные течения мысли. Под ее
покровом ощущается и новое, еще совсем неясное волнение мысли. Но и старая парадигма
во многом пока не уступила своих позиций. Мы живем еще в мире двух перекрывающихся
парадигм.
8. Философское и методологическое осмысление модели
1.
Эволюционизм в его глубоком глобальном понимании требует введения представления