Г. М. ШиМановго возраста. Приходится терпеть и смиряться. И ждать, когда
все они станут, наконец, атеистками. Да только ждать что-то
долго приходится.
Эх, бабушки, бабушки. Да разве только они. С чего всё
нача лось? Ну-ка, давай подумаем. Пожа луй, вот с чего. Перео-
ценили себя. Да, понадеялись на свои силы. Эх, головотяпы!..
По музеям иконы развесили. Смотрите, дескать, какая красо-
та. Смотрите, как ещё в старину умели иконописцы бороться
с Церковью! Звучными красками! Жизнерадостным тонусом!
Своей человечностью!
Эх, вороны... Кого обманывали? Себя обманывали. Про-
воронили молодёжь. А ведь говорили когда-то умные люди:
продайте-ка лучше их все за границу. Или сожгите. Нет,
решили ассимилировать древнюю культуру... Как же, асси-
милируешь её... Она сама кого хочешь ассимилирует... Эти
иконные лики так и заглядывают в сердце, так и проповедуют
в нём Бога. Что же делать-то?.. Ни в сумасшедший дом их не
посадишь, ни к следователю не позовёшь. Неживые они, ни-
чего не боятся.
Достоевского зачем-то печатаем. Европы, что ли, боим-
ся?.. Да ведь это же враг, диверсант идейный. А мы его ты-
сячными тиражами! Читайте, ребятушки, просвещайтесь!..
Толстовскую «Исповедь» издаём. Да вы что, товарищи, спяти-
ли? Или спите? Будто сейчас на дворе по-прежнему 19-й век.
Будто по-прежнему от Толстого разрушается христианство...
Эй, протрите глаза! Толстой работает уже не на нас! Уже на
религию... Вот она, диалектика... Потаскуха. То туда, то сюда.
Да разве так можно? А где же принципы? Кто право ей дал раз-
лагать наше общество? А? Надо всегда быть с нами...
Происходит что-то совсем непонятное... Воскресают
покойники. Голоса русских писателей, мыслителей, публи-
цистов, уже давно сошедших в могилу и, казалось бы, на-
веки замолкших, начинают звучать всё сильней и сильней.
Они оказываются настолько живыми и подходящими к на-
шему времени, что не прислушиваться к ним нельзя. А при-
слушиваясь нельзя не увлекаться ими из идейных бараков