Г. М. ШиМанов
знал о своей неспособности к государственной деятельности.
«Как я буду управлять государством?.. – говорил он ещё пе-
ред коронацией. – Я же не умею обращаться с людьми...».
- Но Василий Витальевич, – возражает Сидоров. –По-
вашему получается, что в России всё было прекрасно, искус-
ства процветали, экономика шла вперёд, государственный
организм был здоровым, – и только абулия Николая Алексан-
дровича стала причиной революционного краха. Так ведь?.. Но
разве можно назвать здоровой государственную систему, при
которой безволие одного лица, находящегося у власти, вверга-
ет всю страну в катастрофу?.. - И, может быть, здесь дело не столько в абулии Им-
ператора, – подхватываю я, – сколько в том, что тогдашнее
русское общество действительно всё прогнило? Ведь в нём
не оказалось никаких сил, как писал ещё Достоевский, чтобы
противостоять наступавшему с Запада разложению. Может
быть, при том торжестве европейских начал в России, при
том отступлении от Православия, катастрофа была неизбеж-
на? Может быть, России надо было пройти через всё, через
что она прошла, чтобы изжить ренессансную гниль и обно-
виться в будущем на истине Православия? Может быть, был
в Октябрьской революции не только отрицательный, но и по-
ложительный смысл? Может быть, можно порождённую ею
власть рассматривать как условие катарсиса, без которого не
возродиться миру, погрязшему в буржуазности? - А в чём может заключаться это возрождение?
- В том, чтобы снова признать органические формы жиз-
ни, разрушенные капитализмом, и, признав, охранять их и на-
полнять светом Христовым.
Шульгин опять водит пальцами по темени, как бы поти-
рая его в раздумье, и, наконец, говорит: - Вы задаёте слишком трудные для меня вопросы. Слиш-
ком трудные... - Тогда я спрошу иначе: верите ли вы в возможность ре-
лигиозного возрождения в нашей стране? - Да ведь оно уже идёт.