Г. М. ШиМановлей. Я знаю, что мои дети будут всегда защищать меня и по-
могать всем, чем только могут. Меня защитит на улице любой
чеченец. А кто защищает русских женщин?
Всё это говорилось, повторю, лет двадцать назад, если
не двадцать пять. И желающих опровергнуть её слова сре-
ди нас не было. Не потому, что исламские законы были для
нас идеальными, а потому, что разруха русской семьи была
очевидной уже тогда. Даже если гостья из Чечни несколько
идеализировала положение в чеченских семьях, то, дума-
лось, не в этом суть.
Чуть позднее я вспомнил случай из моей армейской
жизни и связал его с её словами. Это было в 1957 году. Я слу-
жил тогда на Северном флоте в морской авиации. В нашу
роту прислали пополнение из новобранцев, и на второй или
третий день по их прибытии вспыхнула драка. Молодой ма-
трос в ситуации совершенно бесконфликтной вдруг бросил-
ся с кулаками на старослужащего. А тот был на голову выше
его и сильнее. И, хотя не ожидал нападения, отбросил от
себя салажонка, как отбрасывают котёнка. Но тот продол-
жал кидаться на него, стараясь ударить. И так продолжалось
до тех пор, пока молодого матроса не взяли под руки и не
увели на гауптвахту. После чего офицеры стали расследо-
вать происшествие и выяснили, что салага был чеченцем,
и бросился на старослужащего после того, как услышал от
него «трах-тарарах твою мать». У нас эти слова стали чем-
то вроде пароля, по которому мы узнаём своих, что гово-
рит, конечно, о глубине нашего падения. Русские люди, как
правило, не задумываются о том, что зловонные слова раз-
рушают нас изнутри, а чеченцы, отдадим им должное, по-
нимают, что слова что-то значат. Но какое отношение имеет
этот случай к состоянию нашей семьи? Она не возродится у
нас до тех пор, пока мы не покаемся в этой своей скверне и
не очистим от неё свои рты и свои сердца. Пока не очистим
от неё воздух, которым дышат наши семьи. Это условие обя-
зательное, хотя, разумеется, далеко не достаточное для на-
шего возрождения.