Становление христианства несомненно шло в суровой борьбе. Вот как Бультманн
описывает тогдашнее состояние еврейского народа [там же]:
Итак, это был народ, наделенный могучей жизненной силой, сильнейшими
природными инстинктами, исключительной моральной энергией и тончайшими
интеллектуальными способностями и все же существовавший не совсем так, как
прочие народы на земле. Закон и обетование определяют жизнь этого народа,
послушание и надежда наполняют ее смыслом. Закон – не право, возникшее из
конкретных жизненных обстоятельств, рационально обоснованное и
дифференцированное, Закон вырос из древних, давно уже отмерших и часто даже
непонятных социальных условий и культовых мотивов, это Закон искусственно
законсервированный, казуистически обновляемый и толкуемый (с. 10–11).Отголоски этого Закона дошли до нас и в виде редакторской правки исходных текстов.
Руководители мистического анархизма хорошо это поняли еще в 20-е годы. Нам – адептам –
рекомендовалось оценивать подлинность текстов путем личных размышлений и
медитаций^164. Затем на коллективных встречах обсуждались оценки, сделанные каждым.
Критицизм и смелость суждений приветствовались.
Теперь все это кажется несколько наивным. Но тем не менее, в плане историческом,
личностная смысловая оценка оказалась преддверием систематических исследований
Бультманна. Имели ли оба подхода какие-то общие корни – кто знает?
Напомним, что еще много раньше подошел к этой проблеме Л.Н. Толстой, давший свой
соединительный перевод четырех Евангелий [1906].
Интересна позиция П.А. Флоренского [1914]. Для него « истина есть противоречие » и,
соответственно, «чем ближе к Богу, тем отчетливее противоречия» (с. 158). Конечно, мысль
в своих глубинах не укладывается в логику Аристотеля [Налимов, 1989]. Но отсюда еще не
следует, что можно жить в системе грубых противостояний, вызванных наложением двух
позиций – ветхозаветной и новозаветной. На Западе, и прежде всего в Германии, наметилась
тенденция археологической значимости – раскапывается в христианстве то, что ушло
непосредственно из поля нашего зрения.
IV. Иисус – что мы знаем о нем?
Действительно ли Иисус был плотником из Назарета?
Трудно в это поверить. Автор евангельских речений выступает перед нами как
проповедник, обладающий высокой степенью своеобразных знаний, особенно если ему
принадлежат и апокрифические тексты.
В русском тамплиерстве, скрывавшемся под названием «мистический анархизм», как
мне известно, бытовало представление об Иисусе как о посланце храмов Египта. Что-то
похожее иногда проскальзывает и в высказываниях Р. Бультманна [1992 а].
Он подчеркивает, что мы мало, совсем мало знаем о жизни Иисуса, и говорит о том, что
это обстоятельство ставит в особые условия тех, кто хочет понять истоки христианства.
Вот относящиеся сюда цитаты:
Некоторые речения в Евангелии от Фомы близки к речениям новозаветных евангелий... (с. 15).164 Вот, скажем, одно из проявлений архаического Закона, никак не современные представления:Мф 5,32. А Я говорю вам: кто разводится с женою своею, кроме вины любодеяния, тот подает ей повод
прелюбодействовать; и кто женится на разведенной, тот прелюбодействует.