Теперь несколько слов из статьи Ю. Мольтманна [1990]:Политическая теология превратилась в теологическое «движение»,
распространившееся далеко за пределами Европы. Уже в самый ранний период
происходило взаимообогащение и углубление в контактах с латиноамериканской
теологией: вначале с «теологией революции», затем с «теологией освобождения» и,
наконец, с «теологией народа». Повсюду в странах «третьего мира» возникали
местные, локальные варианты политической теологии, мобилизующие общины и
христиан на борьбу за социальную справедливость, независимость и права
человека...
Критика со стороны традиционного евангелического вероучения затрагивает
уже исходную посылку этой теологии: «веру, действующую любовью» (fdes
caritate formata)^177 (с. 143).О своих книгах Мольтманн пишет:Они написаны в конкретное время и предназначались для конкретного
времени, а потому их теологию следует воспринимать в контексте и в конфликтах
современной жизни (с. 139).Такой подход импонирует мне.
И сейчас – несмотря на всю трагичность Русской революции – хочется думать, что
христианство должно стать социально значимым. Только тогда оно будет оправданным.
Глобальный кризис, охвативший всю западную культуру, нельзя будет преодолеть, не
обращаясь к обновленному христианству.
Процесс обновления, как мы видим, начался в Германии в 30-е годы. В России
радикальная попытка обновления была сделана еще в 20-х годах прошлого века, но была
нещадно подавлена.
Заканчивая этот параграф, хотелось бы обратить внимание на то, что отношение к
власти не определяется исходным мировоззрением. В оправдании насилия проявляется
демоническое начало. Оно существует в нашем мире как некая духовная эпидемия , которая
может овладеть не только личностью, но народом всей страны. Иисуса тщетно искушал
властью дьявол в пустыне. Но вот у Достоевского в Братьях Карамазовых Великий
инквизитор отстаивает необходимость порабощения людей. Пророческими оказались его
слова. Ленин провозгласил всеобщее повиновение во имя великого будущего. Народ его
поддержал – вспыхнула эпидемия насилия. Интересен образ вождя. Вот как описывает его
Д.А. Волкогонов [1994]:
Власть для Ленина – смысл его жизни. Он не собирается с нею расставаться,
будучи совершенно больным. Одна мысль о ее потере для него невыносима. Для
Ленина власть – понятие более широкое, философское, нежели собственное
участие в процессе управления государством (с. 330).И, как это ни странно, философское оправдание насилия я нашел в высказываниях,
навеянных Рене Геноном, «великим суфием и тамплиером XX века». Вот поразившая меня
публикация Ю. Стефанова [1994]:
Но «путь и восхождение» требуют жертв, причем не только добровольных;
вот почему если не сам Генон, то его ученики и последователи пытались
обосновать необходимость как идеологического, так и физического насилия над
индивидом во имя торжества традиционных истин. «По поводу человеческих
жертвоприношений, – писал Фритьоф Шюон, духовный преемник Рене Генона, –177 Вера, возникшая из любви ( лат. ).