атомной физике, чтобы объяснить внутреннее строение звезд и эволюцию звездной
системы.
Среди трех обозначенных выше эволюций та, что касается Земли, наименее
гипотетична. Эмпирическое свидетельство, поддерживающее реконструкцию
прошлой истории Земли, является, безусловно, самым сильным, и физическая
интерпретация релевантных геологических процессов нигде не отягчается
сложностями принципиального характера.Все это звучит скорее как пророчество, а не утверждение факта – Вейль был в высшей
степени одарен способностью предвидения. Еще предстояла биологическая революция с
открытием структуры и роли ДНК, начало понимания и расшифровки генного хранения
информации и вмешательство человека в саму основу жизненного процесса. К этому надо
добавить также исключительное развитие геофизики, геохимии и значительные успехи
молекулярной биологии.
Принимая во внимание бескрайность этой «территории», Налимов фокусируется на
двух основных темах: стохастическом элементе внутри процесса изменчивости и
объясняющей силе вероятностного подхода. Не следует думать, что обобщенная
вероятностная метафизика (я намеренно употребляю этот термин) была легко принята.
Современная наука, вышедшая из колыбели семнадцатого и восемнадцатого столетий,
развивалась в тесных рамках строго детерминистской каузальной структуры, опиравшейся
на многовековые метанаучные традиции теологии и философии (Налимов обсуждал это в
своих работах). Вероятность как направляющая теория должна была преодолеть свое
происхождение – в качестве руководства для владельцев игровых залов и страховых
компаний. Только к середине девятнадцатого столетия развитие статистической механики
положило конец недоразумениям и утвердило новую методологию. Но какое невероятное
совпадение – Грегор Мендель (1822–1884) и Людвиг Больцман (1844–1906) были
современниками!
Генетика вошла в науку как статистическая дисциплина, и ее удивительный успех
является доказательством (если оно вообще требуется) того, что теория данного типа
является столь же строгой, как и та, что исходит из дифференциальных уравнений. Налимов
задается вопросом: как точные геометрические структуры, известные в современной
биологии, появились в процессе, который явно содержит случайность? И может быть, он
прав, по крайней мере в том, что ответ может прийти из математики? Нобелевский лауреат
по физике Илья Пригожин в своей книге Порядок из Хаоса отмечает^214 :
Наша позиция в этой книге сводится к утверждению: наука, о которой
говорит Койре, не является более нашей наукой, и отнюдь не потому, что нас ныне
занимают новые, недоступные воображению объекты, более близкие к магии, чем
к логике, а потому, что мы как ученые начинаем нащупывать свой путь к сложным
процессам, формирующим наиболее знакомый нам мир – мир природы, в котором
развиваются живые существа и их сообщества. Мы начинаем выходить за пределы
того мира, который Койре называет «миром количества», и вступаем в «мир
качества», а значит, и в мир становящегося, возникающего (c. 78).Л.Ц. Уайт в своей книге Грядущее развитие человека (The Next Development of Man)
давно уже написал следующее:
Человек обнаруживает себя внутри вселенского процесса, открывая вселенский
процесс внутри себя. Напряженность продолжается, но с этого времени человеку предстоит
борьба не против процессов природы, а вместе с ними.
Чтобы показать, как некоторые идеи Налимова, представленные в этом эссе, в
частности те, что относятся к пространству, времени и спонтанности, близки
214 Цитируем по русскому переводу книги: Пригожин И., Стенгерс И. 1986. Порядок из хаоса. Новый диалог
человека с природой. М.: Прогресс, 431 с. (пер. с англ. Ю.А. Данилова).