русского национального сознания вообще все эти противо-
речия и ушибы XVIII в. отозвались и сказались с большей
силой и болезненностью».
ÃËÀÂÀ 61. Äåãðàäàöèÿ ïðàâÿùåãî ñëîÿ. –
Äâîðÿíñêîå ïðåêëîíåíèå ïåðåä èíîñòðàííûì. –
Îò÷óæäåíèå «ãîñïîä» îò ðóññêîãî
íàðîäà. – Ðàçðóøèòåëüíàÿ ðîëü åâðåéñòâà.
Атрофия национального сознания в России имеет нача-
ло в атрофии этого чувства у значительной части русского
дворянства, особенно происходящего из западнорусских
земель. В XVIII в. в дворянской среде складывается тради-
ция искать себе зарубежных предков, ибо отечественные
считаются недостаточно почтенными.
Дворяне с усердием сочиняют себе родословные, не-
редко легендарные (а попросту говоря, липовые), в которых
выискивают себе родственников если не из самого Рима,
то обязательно откуда-то из Европы, на худой конец из
татарских мурз.
Если русский дворянин еще в к. XVII в. по формам
культуры, мировоззрению и воспитанию (преимущест-
венно церковному) ничем не отличается от крестьянина и
городского ремесленника (различие состояло только в бо-
гатстве и количестве слуг), то дворянин XVIII в. стремится
отгородиться от простого народа. Он ориентируется на
европейскую культуру, черпает оттуда образование, язык,
одежду и уже к к. XVIII в. становится для своих простых
соотечественников иностранцем. Конечно, были и исклю-
чения, но не они определяли тонус дворянского сословия.
Дворяне продолжали оставаться на службе России, но ее
интересы начинали понимать весьма своеобразно, как
интересы своего сословия. Возникает влиятельный слой,
живущий с оглядкой на Европу и культурно связанный
больше с ней, чем с Россией, которая оставалась для них
преимущественно местом службы и доходов и которую они
охотно покидали, по мере возможности проводя многие
годы за границей.