а в анархический разгул, в хамство, обалдение и гульбу.
Русский человек, полагает Горький, тяготеет к равенству
в ничтожестве – из дрянной азиатской догадки, что быть
ничтожеством проще, легче. Поэтому русский головотяп
вечно ищет виноватых на стороне. Он ищет врагов где
угодно, только не в бездне своей матерой глупости.
Воззрения «романтиков дна» на русскую культуру
обусловливаются общим отношением к народу – к его
«жуткой темноте», «невежественности», «культурному
идиотизму». И вот его вывод: «...русский человек в огром-
ном большинстве плохой работник. Ему неведом восторг
строительства жизни, и процесс труда не доставляет ему
радости; он хотел бы – как в сказках – строить храмы
и дворцы в три дня и вообще любит все делать сразу, а
если сразу не удалось – он бросает дело. На Святой Руси
труд... подневолен... отношение (русского человека) к
труду – воловье»^1. Этот приговор был с радостью подхва-
чен и разнесен представителями той самой праздной или
паразитической среды, против которой он, по сути дела,
был направлен. Более того, этот ошибочный вывод стал
точкой отсчета для теоретических построений российских
социал-демократов, задав заранее ложные предпосыл-
ки, – мол-де русские лентяи, – их еще надо учить работать,
учить добросовестному отношению к труду.
Сразу после революции Горький выдает еще целый
ряд глобальных обобщений такого рода. Все беды не в
том, что народу навязывают чужой ему уклад жизни и
формы хозяйствования, а в том, что русские не умеют
добросовестно работать. «Костер зажгли, – пишет Горь-
кий, – он горит плохо, воняет Русью, грязненькой, пьяной
и жестокой. И вот эту несчастную Русь тащат и толкают
на Голгофу, чтобы распять ее ради спасения мира... А за-
падный мир суров и недоверчив, он совершенно лишен
сентиментализма... В этом мире дело оценки человека
очень просто: вы... умеете работать?.. Не умеете?.. Тогда...
вы лишний человек в мастерской мира. Вот и все. А так
как россияне работать не любят и не умеют (выделено
мною. – О.П.) и западноевропейский мир это их свойство
(^1) Полвека для книги. М., 1916, с. 29–30.