знает очень хорошо, то нам будет очень худо, хуже, чем
мы ожидаем»^2.
Горький был очень далек от понимания исконной рус-
ской культуры – для него она сводилась к церковности, к
какому-то бессмысленному бунту или волшебству. Весь-
ма примечательно его отношение к мыслям известного
нижегородского миллионера старообрядца Н.А. Бугрова,
своим трудом и предприимчивостью сколотившего боль-
шие капиталы.
Даже Горький подметил, что в отношении Бугрова к
труду было что-то религиозное: «О работе он (Бугров)
говорил много, интересно, и всегда в его речах о ней
звучало что-то церковное, сектантское. Мне казалось,
что к труду он относится почти религиозно, с твердой
верой в его внутреннюю силу, которая, со временем,
свяжет всех людей в одно необоримое целое, в единую
разумную энергию – цель ее: претворить нашу грязную
землю в райский сад». Не понимая духовной сущности
отношения этого старообрядца к труду как святому делу,
характерному для мировоззрения Древней Руси, Горький
пытается объяснить это по-своему, со своих каких-то по-
верхностно-западноевропейских технических позиций.
Бугров для Горького – «фанатик дела» (то есть дело ради
дела, создание вещи ради вещи – западное представление
о прогрессе), человек, «которому необходимо с достоинс-
твом заполнить глубокую пустоту своей жизни». На этом
примере видна вся глубина пропасти, которая разделяла
Горького и коренную крестьянскую Россию, непонимание
им коренных ценностей Святой Руси, на месте богатства
которой он видел только пустоту. Недаром Бугров отметил
характерную черту рассказов Горького: «...как будто о
чужих вам, не русских людях, но как будто и родственно».
Пожалуй, это было противоречие, свойственное немалой
части российских интеллигентов – вроде бы и свои, а ду-
мают и пишут о своих соотечественниках как о чужих.
(^1) Цит. по: Дружба народов, 1989, 35, с. 238.