сПор о россииболезненно полузакрыт, придают его облику вид необыкно-
венной дряхлости.
Он с трудом укладывается на кровать, а мы рассажива-
емся на стульях полукругом возле кровати. Однокомнатная
квартира выглядит бедновато и как-то безвкусно. Чувствует-
ся, что никого она не заботит: есть самое необходимое – и
ладно. В углу под потолком над изголовьем три иконы кре-
стьянского письма, на стене несколько пейзажиков и фото-
графия пожилой женщины. Мебель тоже самая невзрачная;
возле кровати дешёвая тумбочка с лекарствами, в другом
конце комнаты стол, а стулья уже под нами. Перед кроватью
на полу отвратительный, оранжевого цвета, поролоновый
коврик. Книжек не видно.
- Ну, и кто же вы есть?.. – примерно так не без труда
спрашивает Шульгин, и мы неуклюже называем свои ничего
не значащие для него имена и фамилии, ссылаемся на общих
знакомых, из которых он помнит, оказывается, лишь одного.
Инициатор поездки, Сидоров, после некоторых объяснений
приступает к делу, т.е. начинает задавать вопросы, относящи-
еся к далёкому прошлому. Расспрашивает он, в основном, о
масонах, но вопросы эти, как и ответы, относятся к малозна-
комой мне теме, поэтому в памяти они у меня не остались.
Запомнились лишь примерно следующие слова Шульги-
на о масоне Маклакове (далее воспроизвожу преимуществен-
но смысл и только иногда буквальные выражения): - Он говорил мне, что масонство вполне уважает патри-
отические настроения, если они не выходят из определённых
рамок, т.е. подчиняются высшим началам... И ещё, что ма-
сонство за милосердие к побеждённой стороне в этой войне
и за смягчение условий её капитуляции. Он даже признался,
поставив условием не разглашать при его жизни, что являет-
ся антисемитом...
Произнёс всё это Шульгин настолько бесстрастным
тоном, что невозможно было понять, раскусил ли он лука-
вую речь или просто добросовестно передаёт услышанное
от Маклако ва.