«Христос идет через общество в образе идиота».
Барменская декларация обретает для нас особое звучание, когда мы вспоминаем, что
Гитлер в 1933 году стал рейхсканцлером, а в 1934 объединил этот пост с постом президента.
Кто ответствен за происшедшее вслед за этим? Отвечает ли Бог перед самим собой, если Он
сопричастен земным делам? Вряд ли удовлетворят нас широко известные учения о теодицее,
сформулированные Г.В. Лейбницем [1989] и – в начале нашего века – Н.А. Бердяевым
[1989]^174.
Теперь снова обратимся к новой политической теологии – с нее мы начинали эту
работу. Здесь речь идет о теологии, созданной молодыми теологами после Второй мировой
войны. У И.Б. Меца [1990] находим такие высказывания:
Освенцим касается нас всех. Ведь непостижимое в нем – не только палачи и
их пособники, не только апофеоз зла, торжествующего в людях, и не только
молчание Бога. Непостижимым и куда более ужасным было молчание людей,
молчание всех тех, кто смотрел или отворачивался и тем предал этот народ
смертной муке в несказанном одиночестве. Говорю это не из презрения, но со
скорбью (с. 94).
Может ли наша теология после Освенцима оставаться той же, какой она
была до него? (С. 97.)
Что могут «сделать» теологи-христиане для убитых в Освенциме – а тем
самым для будущей христианско-еврейской экумены, – во всяком случае, ясно: не
заниматься больше такой теологией, которая настраивает на безразличие или
воспитывает способность оставаться безразличными к Освенциму. На этот счет
я даю своим студентам по видимости простой, но в высшей степени ответственный
критерий оценки, чего стоит такая-то богословская система. Спросите себя: могла
бы теология, которую вы учите, остаться после Освенцима такою же, какой она
была прежде? Если да – то держитесь от нее подальше! (С. 101.)^175Отметим здесь также, что у Меца звучат и высказывания, явно перекликающиеся с
анархизмом:
И потому самое важное, если вернуться к нашему разговору, это чтобы и
общество, и церковь самым решительным образом занялись воспитанием такого
послушания авторитетам и такой солидарности с властью, которые не исключали
бы критического отношения к авторитетам и властям, воспитанием, цель которого- преодолеть страх перед конфликтами, внушить презрение к успеху,
достигаемому пресмыкательством перед властью (с. 102).
Так уже с давних пор принцип подчинения возобладал над всей нашей
социально-культурной жизнью. Он превратился в скрытый регулятор всех
174 Концепцию Бердяева понять трудно – ему не удается внятно разъяснить природу зла. Вот цитаты из
упомянутой выше его работы:
Где же корень зла и где место его нахождения? Если всякое бытие имеет своим источником Божество и
если подлинное бытие в Божестве пребывает, то зло не может корениться в бытии, то зло не может мыслиться
как бытие... Зло коренится не в бытии, а в небытии; оно возникло в сфере небытия и, заняв призрачное,
фиктивное место в бытии, должно быть окончательно оттеснено в сферу небытия, должно быть изничтожено,
изобличено во всем ничтожестве своего небытия, своей поддельности... Но начало зла одинаково не находится
ни в Боге, ни вне Бога (как бытие самостоятельное). Поэтому Бог не ответствен за зло и нет никакого другого
бога, кроме Бога добра (с. 134–135).Мне, прошедшему сквозь тюрьмы, лагеря и ссылку, трудно согласиться с тем, что зло не коренится в бытии.
Нельзя так отвлекаться от реальности ради построения гипотез.
175 Эти слова можно отнести и к русскому православию. Оно остается неизменным и после событий в нашей
стране, равнозначных Освенциму. Разница только в том, что преступление в нашей стране совершалось над
своим народом.