то сущее , которое есть, когда ничего нет. Природа существует в своей
спонтанности. Человек существует, пока он способен к спонтанности. Культура
существует, пока она способна к спонтанности развития – она погружается в
шизоидность под тяжестью неумолимого Закона. Спонтанность и есть само
Бытие ... (с. 183).
Спонтанность — это распознавание упакованного на семантическом
континууме (с. 184).Это очень важный текст, хотя он и труден для восприятия.
Заметим, однако, что концепции Налимова свойственна глубинная диалектика.
Противоположности совпадают: в ничто содержится все, существование неотличимо от
несуществования, а главным признаком бытия оказывается спонтанность.
Перед нами – инсайт, схватывающий в единстве фундаментальные тенденции
философской мысли Запада и Востока; или своеобразный коан – в дзен-буддизме так
обозначаются парадоксальные высказывания, не имеющие однозначной логической
расшифровки.
Цитированный абзац содержит внутренний ритм, создающий мощные творческие
импульсы. Нас завораживает момент перетекания, связности, цельности, неотделенности,
единства – нарастание драматургии смысла.
Поиски смысла бытия были для Налимова естественной и, пожалуй, единственно
возможной формой существования. Он любил напоминать слова Мерло-Понти: «Находясь в
мире, мы обречены смыслам». Были и другие слова, в которые он вслушивался всю жизнь,
слова его духовного учителя Алексея Александровича Солоновича, математика, философа и
мистика: « Мы должны слушать зов Вечности ». И он слышал его. Поэтому жизнь Василия
Васильевича Налимова и неотделима от его философии спонтанности, воплощенной в
книгах и поступках.
Он служил Великому Знанию, понимая его природу: «Великое Знание динамично. Его
надо раскрывать заново каждый раз. Мы – служители, выполняющие эту роль» [1994 а, с.
365].
Подхватив эстафету учителей движения мистического анархизма, с которыми провел
10 лет своей юности в 20-30-е годы прошлого столетия, В.В. Налимов пытался донести до
сознания людей представление о целостности бытия и связанную с этим мироощущением
идею ненасилия. Его «спонтанность» и есть интерпретация этих идей на языке
вероятностных представлений. Он оказался мистическим реалистом, сумевшим средствами
научного знания воплотить идеал: «Полное безвластие остается для нас, конечно, только
идеалом. Идеалом социальной святости... В реальной жизни все устраивается так, как оно
может устроиться. Но идеал, если он отчетливо разработан и достаточно осмыслен, помогает
благоустройству жизни» [1994, с. 352]. И сама спонтанность стала для В.В. Налимова
своего рода идеалом, который он постарался и отчетливо разработать, и достаточно
осмыслить, внося огромный вклад в понимание Вселенной [1989]:
Мы, люди, именно потому и люди, а не автоматы, что можем спонтанно
порождать фильтры, раскрывающие смыслы по-новому... термин спонтанность не
просто поддается раскрытию... в этом термине заложено нечто большее, чем
просто в представлении о случайности. Смысл этого термина может раскрыться
через корреляционно связанную семантическую триаду свобода – спонтанность –
творчество. В этом термине заложено целое мировоззрение, чуждое привычному
нам видению Мира как начала логически обусловленного и погруженного в
систему причинно-следственных связей. Нелепым здесь является вопрос о том, где
локализован генератор спонтанности. По своей природе спонтанность – это
вселенское, космическое, нигде не локализованное начало... Индивидуальность
личности проявляется здесь, может быть, только в том, что она, подключившись к
космическим вибрациям вселенской семантики, может услышать то, что не слышат
другие. Метаэго человека... это... не более, чем способность слышать.