Г. М. ШиМанов- Забавная, наверно, штука? – спрашивает он.
- Да, ничего...
- А ведь отсюда уже не выберешься.
- Из сумасшедшего дома?
- Да.
- Ну, поживём – посмотрим.
- Нет, не выберешься.
И вот пятнадцатое число. После обеда пошли уже тре-
тьи сутки моей «мокрой» голодовки. Переношу я её легко.
Но вот что трудно: отделаться от внутреннего беспокойства,
от позорной тревоги за то, что со мною будет. «Выпустят
или не выпустят?» – вот чем не на поверхности, а внутри
занята моя душа. И как мне ни ясно, что моё малодушие
неразумно, что с высоты на нас смотрит Бог, я не могу от-
делаться от тревоги и за себя, и за своих близких... Вот под-
ходит сестра и просит помочь ей по «обществоведению»:
завтра экзамен, а она и на лекциях не была, и в книжку не за-
глядывала. Я рассказываю ей о Кампанелле, о прибавочной
стоимости и ленинской теории революции, а внутри у меня
словно скребётся какая-то мышь: выпустят или не выпу-
стят?.. Вот уже выпустили всех, кто должен был выписать-
ся сегодня... Вот уже два часа дня... три часа... Прибегает
знакомый больной:
- Сейчас видел список выписывающихся – тебя
там нет!..
Нет, так нет... У-у, гады. Мучители.
Вот и четыре. Все собираются на прогулку, я тоже наде-
ваю пальто. В это время уже не выписывают. Вместе со всеми
иду в огороженный дворик. - Генмих! – слышу голос Аллы.
Где она? Оглядываюсь. Вон на скамейке, у входа в крас-
ный дом. - Генмих!.. Герман Леонидович сказал, что, может быть,
сегодня успеют тебя выпустить... Он сейчас у Масляевой – по-
нёс ей какие-то бумаги о тебе...