Г. М. ШиМановбезбожия, умер христианином... Гм, гм... Опять религия. О чём
ни начни, если ты верующий... Вот она – мания-то. Вот он –
бред-то религиозный, – скажут врачи. Нет, самое лучшее – вы-
толкать собеседника из квартиры:
- Уходи ты, гад, не тревожь мою душу!.. Мне ядро своей
веры сохранить надо!.. - И вы думаете, вы единственный такой? – доносится до
меня голос Шафрана. – Как бы не так. Знаете такого режиссё-
ра – Галича? - Слышал
- Так вот. Есть у него хобби. Сочиняет песенки под гита-
ру... И, знаете, есть довольно острые. Приятно послушать. Да.
Популярность его, пожалуй, побольше вашей... Ну, вызывают
его, естественно, в КГБ. Вежливо так, деликатно. Чашечку
чая предлагают. И, помешивая чай ложечкой, говорят: «То-
варищ Галич. Мы слышали ваши песенки. И ничего против
них не имеем. Пойте, если вам так хочется петь. Но только
одна просьба: не надо записывать их на магнитофон. А то
могут быть неприятности». И – что бы вы думали?.. Поёт по-
прежнему Галич!.. Но только предупреждает перед пением:
«Выключите магнитофон. Ну его к лешему. Выключите, а то
петь не буду...». А?.. Каково?.. Ну, ладно. Заболтался я с вами,
а у меня дел невпроворот...».
Герман Леонидович отпирает дверь, выпуская меня из ка-
бинета. Я говорю ему: - Герман Леонидович... а бес-то лукав.
Шафран вскидывает на меня глаза, мгновение смотрит и
начинает хохотать, несколько запрокинув голову. - Это я-то – бес?
- Что вы... Я не про вас... Я про настоящего...
Возвращаюсь в палату, ещё не закончился «мёртвый час».
Плюхаюсь на свою койку. Спящих почти никого, но в палате
тихо. Лишь в углу у окна смеётся мой сосед, не может никак
остановиться. Все привыкли к его почти постоянному смеху,
не обращают внимания. Центры у него какие-то в мозгу поша-
ливают. Скучно. Но вот раздаётся бас: