Г. М. ШиМановШафран смеётся. Потом, чтобы рассеять мои сомнения,
доверительно говорит:
- Ну, на этот раз уже окончательно. Вот я даю (он что-то
черкнул в какой-то толстой тетради) распоряжение пригото-
вить тебе вещи...
Повеселев, я возвращаюсь в палату. Прибыло несколько
новеньких. Один из них, лёжа на койке, кричит мне: - Эй, борода!.. а ты мне нравишься.
- Ты мне тоже.
- Познакомимся?
Мы протягиваем друг другу руки, называем себя. - Ты, наверно, к искусству имеешь отношение? – спраши-
вает он меня. – Музыкант? - Не угадал.
- Писатель?
- Куда мне. А ты кто – писатель?
- Какой я писатель. Только одно письмо написал. Косыги-
ну. Отослал в «Правду» – не напечатали. Почему? - Не могут же они все письма печатать. А то бы каждый
писал. К тому же у них своя линия: что ей соответствует – пе-
чатают. А остальное нет. - Вот то-то и оно. А почему?.. если я написал правду?
Пауза. - Тебя что же, – говорю, – за это и посадили?
- Не, я концерт давал.
- Как это?
- А на улицах, в автобусах, в метро... Песни пел – москви-
чей веселил. Люблю песни!
Вечером меня останавливает в коридоре пожилой сани-
тар. Он слегка «поддамши». - Ну, когда тебя выписывают?
- Тринадцатого.
- Ну, и хорошо, и хорошо. А я в кабинет заходил, когда ты
с заведующим разговаривал. Вот, думаю, разговаривают... как
у чёные. Я тебя сра зу п римети л, когда п ривели только. Очк и-то с
тебя кто снимал – не помнишь?.. Это я в тот вечер дежурил. Вот,