представлений западной мысли, мы восстаем против ее же фундаментальных построений и
неожиданно для себя приходим к восточному пониманию мироздания. Здесь наши взгляды
созвучны воззрениям американского физика Капры [Capra, 1975]. Какой многогранной и
диалектичной предстает мысль Запада: в ней имплицитно заложена и мысль Востока.
Спонтанность находит свое проявление через меру. Сущим оказывается числовое
начало, вселенским сознанием – мера. Древние мыслители различными словами называли
Великое сознание: Великое Молчание, Дао, Абсолют , который может быть определяем
только апофатически. Число, взятое само по себе, – это Молчание. Но через число,
выступающее в качестве вероятностной меры, происходит раскрытие семантики Мира,
упакованной на числовом континууме.
Спонтанность – это распознавание упакованного на семантическом континууме :
...распознавание – это Брахман. Ибо поистине от распознавания
рождаются... существа, распознаванием живут рожденные, в распознавание они
входят, умирая.
(Тайттирия-упанишада [Упанишады, 1965], с. 91.)Мир диалектичен, и в нем распакованные смыслы эфемерны. Они не субстанциальны.
В спонтанности они рождаются и в спонтанность уходят, оставляя невидимый след.
Спонтанность – это то, что Непостижимо.
Спонтанность — это то, что действует через Меру , а не через Закон.
Спонтанность – это Свобода Мира.
Спонтанность — это Любовь.
Спонтанность — это Гнозис , раскрытие смыслов, извлечение их из Небытия.
Спонтанность – это и сам Человек.
Спонтанность — это Сущее.
Спонтанность – это Потенциальность Мира.
Сказанное здесь звучит, как миф.
И действительно, обращение к вероятностной онтологии оживляет миф древности. В
европейской традиции он уходит корнями к досократикам, на Востоке – к индуизму и
даосизму. Европейская наука не восприняла мифа о Мире как спонтанно распаковываемой
целостности. Может быть, теперь наука или, по крайней мере, философия готова будет
разыграть эту старую карту, сброшенную с рассмотрения всепобеждающей верой в
механистический порядок, диктуемый законом и легко понимаемый в своей простоте?
* * *Попробуем теперь охватить единым взглядом все, что было сказано выше.
Нам не хотелось бы, чтобы наш подход был воспринят как экстранигилизм. Остро
критическим остается, конечно, наше отношение к тому картезианско-ньютоновскому
механистическому фону, на котором продолжают развиваться современные представления
об эволюционизме. Но главное для нас – это позитивная сторона: возможность показать
правомерность представлений о вероятностной, т. е. по существу геометрической онтологии
мира, где движущим началом является не закон, а спонтанность – та спонтанность, которая
обретает контуры научности, будучи записанной на языке модельных представлений.
Спонтанность становится фундаментальным началом мира. Мы не можем объяснить
сколько-нибудь глубоко природу спонтанности через другие научные понятия. Они все еще
остаются не приспособленными для этого, хотя, кажется, и в физике стала ощущаться
потребность в легализации представления о спонтанности.
Если угодно, мы готовы признать, что за представлением о спонтанности стоит наше
незнание. Но здесь мы должны отдавать себе отчет в том, что наука, направленная на
овладение миром, всегда достигала успеха, формулируя гипотезы, за которыми стоит
незнание. Незнание растет с развитием науки. И в физике – современной физике – мы ценим