освободившийся надел вдовы претендует безземельный
Наум Шмонин. А так как с пользованием наделом связана
уплата податей, то среди общинников возникает вопрос,
сможет ли Наум Шмонин платить подать, в противном
случае пришлось бы платить общине. Кроме бедного
общинника Наума Шмонина, в деревне были и богатые,
которые, живя в городе и занимаясь торговлей, особо не
нуждались в земле. Поменявшись с другими членами
общины, они имели наименьший надел, а следовательно,
платили и меньше податей. На одном из сходов многие из
общинников высказали мысль о том, что неплохо бы отдать
богачам больший надел. А те, в свою очередь, обиделись и
прислали посыльного с ответом, что они пересядут только
на свои наделы, больше же наваливать мир не имеет права.
Возникшее разногласие грозило неприятностями тем крес-
тьянам, которые сидели на чужих наделах, и мир порешил
следующее: землю, от которой отказалась вдова, передать
Науму Шмонину – все два надела полностью; самой вдове
помочь сжать хлеб нынешнего посева, богачей же оставить
в покое до другого случая (изложено по рассказу очевидца,
писателя Н. Златовратского).
В получении всех повинностей помещик имел дело не
с отдельными крестьянами, а со всей общиной, которая
ежегодно платила ему определенно установленную сумму
денег. «Всю раскладку сию, – писал помещик XVIII в., –
делают крестьяне сами по себе, ведая каждый о другом,
сколько может заплатить без тягостей перед другими и по
общему мирскому приговору»^1.
Как все это происходило в деревне, хорошо рассказал
русский историк Иван Никитич Болтин. «Положение, – го-
ворит он, – что в селе или в деревне 250 душ мужского
люда, кои составляют 100 тягол, что оброку платит вся
деревня помещику 1000 руб., да государственных пода-
тей, яко-то подушных, рекрутских и разных мелочных
расходов сходит с них 500, итого всего 1500 руб., и что вся
земля той деревни разделена на 120 паев. Из них 100 паев
земли раздают они на каждое тягло по одному, достальные
20 разделяют по себе те, кои семьянистее или зажиточнее
(^1) Русская мысль. 1880, No 5, с. 114.