Перед сМер ТЬЮ
внутри!.. такой бедности я не видывал. В некоторых домах в
Сибири детишки были совсем голые. Но зато дома-крепости,
двор, огород. А тут... Как конура у собаки. Стол, кажется, был
из ящиков, два неказистых стула, дешёвенькая железная кро-
вать. А с потолка свисает электрическая лампочка без абажу-
ра. На стенах пришпилены кнопками картинки, вырезанные
из журналов. Меня эти картинки больше всего резанули по
сердцу. Хозяйка меня даже попробовала чем-то угостить... Но
ей не мужик на ночь понадобился, нет. Она просто пожалела
меня. А я как ушёл поутру, так и забыл о ней. И ничем-то по-
том не отблагодарил. Это была татарка. Её звали Таня. Она
оказалась куда лучше меня.
(10) Но, видимо, от истощения приключилось со мною
что-то вроде куриной слепоты. Среди бела дня вдруг насту-
пает мрак, и я как-то инстинктивно опускаюсь на корточки и
сижу минуты две, пока зрение не вернётся. Так было несколько
раз в Ташкенте, а потом прошло.
(11) Как-то, голодный (это было в первые дни моей ра-
боты на заводе, до получения первой зарплаты), повернул
я утром от заводских ворот и пришёл на рынок, чтобы что-
нибудь украсть. Но удобного случая не оказалось. Какой-то
узбек нанял меня разгрузить грузовик с арбузами и уложить
их в палатке. За 10 рублей и арбуз в придачу. Ох, и взмок я
тогда. Но потом купил хлеба и не съел, а сожрал его вместе с
арбузом. А на заводе, когда объяснил причину прогула, меня
простили и даже выписали аванс.
(12) За семь месяцев пребывания в Ташкенте я полюбил
этот город с его колоритным разноплеменным населением,
с его арыками, с его запахами сжигаемых на кострах веток
плодовых деревьев. В отличие от многих русских, не чувство-
вавших узбекских песен, я их сразу почувствовал и полюбил.
И сами узбеки мне тоже нравились. Я даже находил в них мно-
го общего с русскими. Те же крестьяне.
В нашей комнате было 10 – 12 коек, принадлежавших
русским (в основном, детдомовцам), узбекам и казахам. Ни-
каких конфликтов на национальной почве при мне не было.