Перед сМер ТЬЮчасто. Но она не для нас. Нет, она не для тех, кто любит правду,
какой бы горькой она ни была.
«СЛЕДСТВИЕ НЕ МОЖЕТ РАЗНИТЬСЯ ПО СВОЕЙ
ПРИРОДЕ ОТ ПРИЧИНЫ»,– говорил Будда. Не может быть
источника жизни, не имеющего жизни в себе самом. Мёртвый
мир, если даже допустить, что он способен каким-то образом
самоусложняться, будет заключать даже в самых совершен-
ных своих формах изначальную свою мертвечину. Как лапки
мёртвой лягушки дёргаются, когда мы дотрагиваемся до них
электрической батарейкой, так всё живое дёргается, бьётся и
пульсирует, только куда более согласованно и сложно, чем в
этом простом опыте. И вот эти-то согласованность и слож-
ность, образовавшиеся в результате долгой эволюции, называ-
ют у нас жизнью. Но что же в ней, в таком случае, священного?
Какая разница, лежит ли эта мертвечина камнем, прыгает ли
она лягушкой или мыслит о мире Марксом?
«Для меня, – писал Карлейль,– вселенная была совершен-
но лишена Жизни, Цели, Воли, даже Враждебности; это была
одна громадная, мёртвая, неизмеримая Паровая Машина, вер-
тящаяся в своём мёртвом равнодушии».
Если в основе жизни действительно лежат механиче-
ские и родственные механическим процессы, то зачем тогда
жить? И можно ли, сознавая этот характер жизни, сохранять
к ней аппетит?
Если человек произошёл естественным образом из
животного, то, как бы ни изменилась его внешность, в сущ-
ности своей он остался животным и останется им навсег-
да. «СЛЕДСТВИЕ НЕ МОЖЕТ РАЗНИТЬСЯ ПО СВОЕЙ
ПРИРОДЕ ОТ ПРИЧИНЫ». Любить такого человека можно
лишь так, как любят яблоко или вино, т.е. только чувствен-
ной любовью. Любить же его по-настоящему, т.е. всем серд-
цем, было бы так же нелепо, как любить заводную куклу, во
всём подобную человеку. Если человек не тайна, то он всего
лишь голая обезьяна, напудренная и нарумяненная циви-
лизацией. Все её нравственные качества это подделка. Их
нет в глубинах её природы. Это лишь штукатурка, которая