Nazarov M. - Вождю Третьего Рима, 2005, 992s

лась. Петр оста~ался ~ерующим, но ~epa его была утилитар­
ной: ЦepKO~Ь была по протестантскому образцу превращена
в одно из министерств, священникам было предписано на­
рушать тайну исповеди (доносить о государственных пре­
ступлениях), колокола переливались на пушки, монахов
притесняли как "бездельников". Многие несогласные ар­
хиереи подверглись заключению, наказаниям кнутом, рас­
стрижению ... Новая столица, град Петра, даже в своей цер­
ковной архитектуре подражала западным возрожденческим
(языческим) и масонским пантеонам со статуями обнажен­
ных античных богов. На смену православному быту насиль­
но насаждался чуждый быт: европейское платье, маскарады
и балы; гражданское летосчисление было оторвано от нача­
ла церковного новолетия, общеупотребительный русский
язык - от церковнославянского за счет упрощения орфогра­
фии и огромного количества иностранных слuв. Всего этого
не требовалось для военно-технической модернизации. При
этом Петр не жалел и народ: убыль населения в результате
реформ колеблется, по разным источникам, от 20 до 40 %!
Тут вновь приходит на ум: если бы не было церковного
раскола -не было бы таких петровских реформ ...
Его столь же "великая" последовательница Екатерина П
продолжала, с одной стороны, расширять пределы могуще­
ственной Империи, но, с другой, - духовно ослаблять ее,
перенимая западные апостасийные идеи (переписка с Воль­
тером и другими французскими "просвещенцами"). Екате-.....
рина устроила настоящее гонение на Церковь: было закрыто
более половины монастырей. Масонство, впущенное в Рос­
сию Петром, расцветало пышным цветом, принадлежность
к ложам становилась показателем образованности в среде
российской знати. В своем подражательстве Западу дворян­
ство даже перешло на французский язык, оставив русский
"простонародью". В то же время оно, освобожденное в 1762
году от обязательной государственной службы, потеряло
свое единственное оправдание господствовать над крепост­
ным крестьянством. Это внесло раскол в общество и неза­
живающую рану в русское самосознание, часто побуждая
даже совестливых дворян (таких, как А.Н. Радищев) дохо­
дить до просвещенческого антимонархического бунтарства.