Каким образoм происходит узнавание, когда внутри вида нет двух одинаковых особей? Как
результаты такого узнавания запоминаются? Возможна ли здесь хотя бы смутная аналогия с
такими понятиями в физике, как пaрадокс Эйнштейна – Подольского или, даже более
широко, – с представлениями о квантовом ансамбле, квантовой нелокальности^136 , а также с
неймановским представлением об узнавании элементарной частицей щели, находящейся
перед ней. Отметим здесь, что представление о согласованном действии обращается в
парадокс как в мире живого, так и в мире неживого. А если говорить собственно об
узнавании, то это серьезная психологическая и, теперь мы бы сказали, кибернетическая
проблема. Интересоваться ею начали в глубокой древности^137. В кибернетике эта задача
возникла в связи с проблемой распознавания образа – задачей отнюдь не легкой и не
решаемой однозначно.
Список сопоставлений и противопоставлений можно было и продолжить, но в этом,
наверное, нет необходимости. Важнее другое: попытаться провести сопоставление и
противопоставление проблем биологии и психологии. Камнем преткновения здесь будет
представление о сознании. Мы привыкли к тому, что сознание связано с
высокоорганизованной материей. Но как высокоорганизованная материя может проявлять
то, что абсолютно чуждо более низким формам ее организации? Можно ли признать, что
нечто создается совершенно из ничего, или разумнeе допускать всеприсутствие
редуцированных форм сознания или, лучше, – существованиe предсознания? Сейчас в
журнале Foundations of Physics иногда появляются статьи, авторы которых пытаются
обращаться к представлениям о рудиментах сознания в физике элементарных частиц (см.,
например, [Cochran [1971]); нетривиальное раскрытие дихотомии сознание – материя в
ракурсе, заданном проблемами квантовой механики и теории относительности, дается в
работе [Stapp, 1982]. Физиками проводятся серьезные конференции, посвященные
взаимоотношению материи и сознания^138. В мире живого сейчас речь может идти не о
прямом обнаружении рудиментарных форм сознания (иногда отождествляемых с понятием
«биополя» или «морфогенетического поля») – здесь вряд ли возможен однозначно
интерпретируемый, критический для гипотезы, эксперимент, – а о построении
содержательной концепции, обладающей достаточной разъяснительной силой для
объяснения уже существующего многообразия фактов, не укладывающихся в чисто
механистические построения.
Создается такое впечатление, что современная наука выпускает из своего поля зрения
все то, что не объясняется в рамках существующей парадигмы. Скажем, разве не
представляет интерес тот удивительный факт, что до сих пор, несмотря на многочисленные
исследования, не найдено такого физиологического признака, который позволил бы
определить состояние загипнотизированности. Хотя в то же время гипнотизер может вызвать
у гипнотизируемого появление ожога кожи, безусловно диагносцируемого медицински
136 Нелокальность, как об этом говорит известный английский физик Д. Бом, имеет место и в макроявлениях- в сверхтекучем гелии существует корреляция далеко отстоящих атомов [Бажанов, 1981].
137 Здесь уместно напомнить диалог греческого царя Милинды с буддийским наставником Нагасеной (II в.
до н. э.). В нем речь идет о проблеме распознавания. Как, скажем, возможно идентифицировать колесницу
[Ольденберг, 1890]:
- Если ты приехал на колеснице, великий царь, то объясни мне колесницу. Составляет ли ось колесницу,
великий царь?
И Нагасена обращает против царя его собственную аргументацию. Колесница не есть ни ось, ни колесо,
ни кузов, ни ярмо. Она не есть также соединение всех этих частей или нечто другое, кроме них. – Нигде я не
нахожу колесницы. Что же такое колесница? Ты лжешь, нет никакой колесницы.
138 Упомянем здесь о трех таких симпозиумах: один из них проходил в Кембридже в 1978 г. [Josephson,
Ramachandran, eds., 1980], другой – в Хьюстоне в 1979 г. [Jahn, ed., 1981], третий в – в Кордове (Испания) в
1979 г. [Thuillier, 1980]. Среди участников были крупнейшие физики: Джозефсон, Вигнер, Уилер.